Неделя 30-я по Пятидесятнице (об уповании на богатство)

 

(Евангелие от Луки, 91 зачало, глава XVIII, стихи 18-27)

И спросил Его некто из начальствующих: Учитель благий! что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную? Иисус сказал ему: что ты называешь Меня благим? никто не благ, как только один Бог;  знаешь заповеди: не прелюбодействуй, не убивай, не кради, не лжесвидетельствуй, почитай отца твоего и матерь твою.Он же сказал: все это сохранил я от юности моей. Услышав это, Иисус сказал ему: еще одного недостает тебе: все, что имеешь, продай и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах, и приходи, следуй за Мною. Он же, услышав сие, опечалился, потому что был очень богат. Иисус, видя, что он опечалился, сказал: как трудно имеющим богатство войти в Царствие Божие! ибо удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царствие Божие. Слышавшие сие сказали: кто же может спастись? Но Он сказал: невозможное человекам возможно Богу. Петр же сказал: вот, мы оставили все и последовали за Тобою. Он сказал им: истинно говорю вам: нет никого, кто оставил бы дом, или родителей, или братьев, или сестер, или жену, или детей для Царствия Божия, и не получил бы гораздо более в сие время, и в век будущий жизни вечной.

«И спросил Его некто из начальствующих (по-славянски: «и вопроси Его некий князь». – иг. А.): Учитель благий! Что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную?» (ст. 18). Этот князь, с точки зрения общества, был человеком весьма преуспевающим, как будто наделенным от Бога особыми привилегиями. В иудейском народе знатность приравнивалась к некой избранности, потому что народ этот представлял собой Церковь Божию, а этот человек, таким образом, от природы занимал особенное положение в ветхозаветной Церкви. Например, пророк Иеремия, обличавший пастырей израильского народа в различных злоупотреблениях, обращается со словом обличения не только к первосвященникам (мы сейчас считаем пастырями только священников или архиереев), но и к царям, и князьям, потому что они в то время тоже считались пастырями народа.

Человек, казалось бы, уже обладавший каким-то даром от Бога, не довольствовался этим, чувствовал сердцем, что он не имеет всего, что необходимо для спасения. Поэтому Он обратился к Господу: «Учитель благий! Что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную?» Имея все на земле, он не успокоился подобно тому приточному богачу, который говорил: «Душа! Много добра лежит у тебя на многие годы: покойся, ешь, пей веселись» (Лк. 12, 19). Но он искал спасения души и не считал, что одного его избранничества в глазах человеческих и привилегий для этого достаточно.

«Иисус сказал ему: знаешь заповеди: не прелюбодействуй, не убивай, не кради, не лжесвидетельствуй, почитай отца твоего и матерь твою» (ст. 19–20). Господь Иисус Христос перечислил ему заповеди, относящиеся ко второй части закона, в которой речь идет о правильном отношении к ближнему, о правильной любви к нему: не прелюбодействуй, не убивай, не кради, не лжесвидетельствуй, почитай отца твоего и матерь твою. Господь наш Иисус Христос не сказал ему: «Люби Бога». Человек этот, будучи правоверным иудеем, или, как бы мы сейчас сказали, православным, уже тем самым показал, что имеет любовь к Богу. Сам вопрос «Что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную?» говорит о том, что человек этот любил Бога, думал, помнил, размышлял о небесном, о будущей жизни.

«Иисус сказал ему: что ты называешь Меня благим? никто не благ, как только один Бог» (ст. 19). Не потому Он так сказал, что не являлся благим, но потому, что хотел намекнуть этому человеку, – искреннему, благочестивому, имевшему добрые стремления, – что Он и есть Тот Бог, Которого единственно можно назвать благим. Один из древнейших богословов, Дионисий Ареопагит, говорит, что Благо есть наиболее точное наименование Бога из всех возможных. Бог выше всякого имени, выше всякого мышления, выше всякого понятия. Он на бесконечную бесконечность отстоит от всего, что человек может наименовать. Но поскольку Он снисходит к нам, разумным сотворенным существам, и до некоторой степени может быть нами познан, постольку Он называется различными именами.

Господь говорит: «Что ты называешь Меня благим? никто не благ как только один Бог». Он хочет сказать: «Если Я благий, значит, Я Бог. А если ты не считаешь Меня Богом, то не называй никакого человека благим, ибо человека так назвать нельзя. Если ты назвал Меня благим, значит, Я Бог». Таким образом Господь вразумлял этого человека. Он намекал ему, что его православная вера проявилась не до конца, ибо ему не открылось, что Иисус есть Бог, как это открылось апостолу Петру и другим апостолам еще до того, как Господь Иисус Христос пострадал, а затем прославился Своим Воскресением. Ибо истинная вера состоит не только в правильном почитании Бога вообще, но и в почитании Господа Иисуса Христа, Сына Божия – Богом. Именно такого почитания не хватало этому человеку, хотя он и исполнял заповеди в отношении к ближним. Во всем остальном князь почитал Бога правильно, в той мере, в какой это было открыто иудеям и насколько они знали закон. Им не хватало именно такого почитания, и это оказалось не малым, потому что из-за того, что иудеи не признали Иисуса Сыном Божиим, произошло страшное преступление – богоубийство. Самое главное даже не то, что иудеи совершили это преступление, ибо все происходило промыслительно, а то, что сами они отпали от Бога, и это страшнее всего. И все это случилось только потому, что они не признали Иисуса благим, то есть Богом.

«Иисус сказал ему: что ты называешь Меня благим? никто не благ, как только один Бог; знаешь заповеди: не прелюбодействуй, не убивай, не кради, не лжесвидетельствуй, почитай отца твоего и матерь твою. Он же сказал: Все это сохранил я от юности моей» (cт. 19–21). Некоторые толкователи считают это хвастовством, утверждают, что человек этот имел некоторую гордость, думая, что исполнил все заповеди. Другие считают, что он действительно исполнил заповеди, по крайней мере в самой общей форме: не внутренне, а внешне. Он действительно никого не убивал, хотя, может быть, и гневался; не крал, хотя, может быть, и завидовал; не лжесвидетельствовал, хотя, может быть, и осуждал людей; почитал отца своего и матерь свою, хотя, может быть, к другим нуждающимся людям относился с безразличием. Он исполнил заповеди в самой грубой форме – в той, в которой это предписывал Моисеев закон. Может быть, князь и не хвастался, но в простоте своей думал, что внешнее исполнение заповедей – это уже много, и не понимал, что необходимо ему для спасения. Но внутренне он чувствовал, что чего-то не хватает, искал ответа, по-видимому не только у Господа, но и у других людей, которых в то время почитали учителями и называли уважительно «учитель» или, по-еврейски, «равви». Скорее всего, он просил об этом не у одного Иисуса Христа, ибо если человек жаждет спасения, если этот вопрос его мучит, он, наверное, обратится с ним ко многим другим людям. Этот человек беседовал с людьми, которых почитал сведущими. Однако их ответами он не удовлетворялся и, наконец, спросил у Господа Иисуса Христа.

«Услышав это, Иисус сказал ему: еще одного недостает тебе: все, что имеешь, продай и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах, и приходи, следуй за Мною» (ст. 22). Ты исполнил внешнее, ты исполнил предписания Моисеева закона, но ты не исполнил внутреннего. А для того, чтобы исполнить внутреннее, нужно не только не совершать внешних грехов: убийства, воровства, лжесвидетельства и прочего, – но и внутренне очиститься, очистить свое сердце: нужно от всего отказаться. Если человек отказывается от всего своего имущества, делает себя нищим и бесправным, как бы изгоем общества, у него прерываются почти все связи с человеческим обществом и, если вдруг в нем проявляется какая-нибудь страсть, он почти не имеет возможности ее удовлетворить. Тогда он вынужден обратить свой взор уже не на поступки, а на сами мысли и желания. Человек, отрекшийся от всего, начинает очищаться еще и внутренне. Вот что значит следовать за Господом. Это нужно понимать не в буквальном смысле.

Из этого повествования может показаться, что речь шла только о том, чтобы продать имение и действительно пойти за Господом. Но у Христа даже в то время было много учеников, которые не следовали за ним. Известен даже случай, когда некто именем Иисуса Христа изгонял демонов, и ученики стали ему запрещать, но Господь сказал: «никто, сотворивший чудо именем Моим, не может вскоре злословить меня» (Мк. 9, 39). Были ученики, которые не следовали за Господом, однако же имели такую благодать, такую веру в Него, что именем Его изгоняли демонов. Поэтому можно сделать вывод о том, что речь идет не о буквальном следовании за Господом. Буквально за ним следовали только двенадцать Его ближайших учеников, и даже остальные семьдесят избранных Им Самим не всегда были с Ним. Мы не должны думать, что у него было только около восьмидесяти ближайших учеников. Было, наверное, и много других, но они не могли всегда находиться рядом с Ним. Поэтому призыв Господа надо понимать в том смысле, что надо всегда во всем повиноваться Господу Иисусу Христу, не жить частью для себя, а частью для Господа. Если бы человек даже и последовал за Богом внешне, а внутренне остался предан своим желаниям и стремлениям, то что принесло бы такое следование? Разве Иуда Искариотский не следовал в числе двенадцати учеников всегда за Господом? Но это не принесло ему пользы, и он отпал от сонма избранных учеников. Поэтому, конечно же, речь идет о внутреннем следовании, о полной преданности учению Спасителя, о беспрекословном исполнении Его повелений, иначе говоря заповедей.

И если во времена земной жизни Господа Иисуса Христа нужно было именно так понимать приказание следовать за Ним, то тем паче – сейчас, когда мы уже не видим Его телесными глазами, когда Он восседает одесную Бога Отца. Следовать за Ним – значит следовать духовно. Иначе мы должны будем допустить, что эти слова Спасителя уже устарели, что призыв следовать за Ним в наше время уже не действителен и относится только к тем немногим людям, которые слышали слова Господа на земле, видели Его своими телесными очами. Получится, что слова Спасителя уже упразднены, но этого не может быть. Евангелие названо в Апокалипсисе Евангелием вечным (см. Апок. 14, 6). Если в будущей жизни Евангелия уже не будет, то не в том смысле, что переменятся заповеди и учение Спасителя, а в том, что они раскроются вполне. То, что мы сейчас частично знаем из Евангелия, в полной мере мы узнаем в будущей жизни. Мы увидим Евангелие вокруг себя, увидим его осуществившимся, мы будем жить в Евангелии. Но это не значит, что оно устареет. Никогда не сможет прейти его смысл. Потому и сейчас мы должны следовать за Господом духовно – отрекшись от всех привязанностей, беспрекословно исполнять Его волю, где бы мы ни находились.

«Услышав это, Иисус сказал ему: еще одного недостает тебе: все, что имеешь, продай и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах, и приходи, следуй за Мною. Он же, услышав сие, опечалился, потому что был очень богат» (ст. 22–23). Когда князь услышал, казалось бы, тот ответ, которого он так долго искал, он опечалился. Многие годы, от многих людей он желал услышать о том, что нужно делать, чтобы наследовать жизнь вечную, но не мог удовлетвориться ничьим ответом. И даже Сам Господь Иисус Христос не пожелал открыть ему сразу всего. Ведь Он мог бы ему тут же повелеть: «Следуй за мной». Но как всеведущий Бог, предчувствуя, какая борьба в нем начнет происходить, зная, что князь не готов услышать волю Божию в полной мере, Он открыл ее отчасти: перечислил заповеди и предложил исполнять их. Когда же тот не удовлетворился этим, Господь как бы вынужденно открыл ему волю Божию во всей полноте: «Следуй за мной». Но князь не смог ни принять воли Божией во всей полноте, ни исполнить ее, потому что богатство удерживало его.

Здесь дело не в том, что у человека много денег или много имущества, а в том, что он привязан к этому богатству, которое делает его беспечным и беззаботным, которое дает ему власть и уважение людей. Богатство делает человека по-земному счастливым, так уж устроено человеческое общество. Однако иногда бывают общественные катаклизмы, когда все это перестает иметь значение, деньги превращаются в бумагу, а положение человека вдруг изменяется, и он из князя превращается в нищего. Отказаться от богатства, от всех преимуществ, которые оно дарует, этот князь не смог. Не нужно думать, что здесь говорится только о богатом человеке в собственном смысле слова. Всякий из нас, если он привязан к каким-то земным преимуществам, пусть это будет даже нечто ничтожное, не хочет от этого отказываться и боится этого лишиться, потому что это дарует некую свободу (хотя и земную, плотскую). Даже монах привязан к земному: он дорожит своим уединением, кельей, свободным временем. Все это тоже можно назвать богатством. А для того, чтобы следовать за Господом, беспрекословно во всем исполнять Его волю, нужно отречься от привязанности ко всему, чем мы обладаем (или мним, что обладаем). Вот о чем идет речь: не просто о богатстве, а о привязанности к земным преимуществам, в чем бы они ни выражались и как бы ничтожны ни были. Конечно, легче отречься от ничтожного имущества, чем от большого богатства. В этом и состоит разница между бедными и богатыми. Но в духовном отношении разницы никакой нет. Привязанность к земному – вот богатство, от которого не смог отречься этот будто бы право верующий, ищущий истину и вечной жизни, искренний человек.

«Иисус, видя, что он опечалился, сказал: “Как трудно имеющим богатство войти в Царствие Божие! ибо удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царствие Божие» (ст. 24–25). Трудно потому, что человек, имеющий богатство, поневоле к нему привязывается. Человеку легче отречься от скромного имущества, чем от большого состояния, поэтому богатому труднее, чем бедному. Но бывает и так, как говорит авва Дорофей: человек, даже находясь в монастыре и как будто бы от всего отказавшись, привязывается к какой-то ничтожной вещи. И получается, что ничтожная вещь заменяет этому человеку многое богатство, от которого он отрекся. В таком случае он ничего не приобрел, сохранил свою страсть и не исполнил еще этой заповеди. Это может быть не только с монахом в монастыре, но и с любым мирянином, как будто бы нищим, но который имеет привязанность, скажем, к своей скромной квартире или еще к чему-нибудь.

«Ибо удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царствие Божие». Под верблюдом Феофилакт Болгарский понимает корабельный канат – так его называли в старину. Как невозможно корабельному канату быть продетым через игольное ушко, так богатому невозможно войти в Царство Небесное. Но есть другое толкование более позднего времени, основанное на археологических раскопках. «Игольными ушами» называлась узкая калитка для пешеходов в городской стене. Когда на ночь закрывались все ворота, открытыми оставались только пешеходные проходы. Это делалось для того, чтобы караваны без пошлины не вошли в город. Но говорят, что при некоторой сноровке люди умудрялись протаскивать верблюда через «игольные уши», то есть ставили его на колени и он проползал через этот узкий проход. Поэтому и появилось такое выражение: легче верблюду пройти сквозь игольные уши, то есть это возможно, хотя и очень трудно.

«Слышавшие сие сказали: кто же может спастись?» (ст. 26). Этот человек как будто исполнял все заповеди. Богатство в то время тоже считалось благословением Божиим. Он был князем, особо почитаемым человеком в народе избранном, то есть в Церкви. Это воспринималось в то время так, как если бы сейчас кто-нибудь из нас занимал особенное положение в церковной иерархии. Поэтому ученики Спасителя стали недоумевать: если даже такой человек едва-едва может попасть в Царствие Небесное, да и это почти невозможно, то кто может спастись? В ответ они услышали глубочайшие, полные смысла, хотя и краткие слова: «Невозможное человекам возможно Богу» (ст. 27). Чего не может человек, что выше его сил, то может Бог. Поэтому всякий человек на любом месте, богатый или бедный, в миру или в монастыре, может спастись тогда, когда он надеется на Бога. Если человек надеется на себя и свои силы, то никакие преимущества, даже преимущества в Церкви, даже внешнее исполнение заповедей – ничто не спасет его и не поможет войти в Царство Небесное. Если же человек (пусть и грешный), занимает ли он самое скромное положение, или имеет препятствием богатство, – уповает на Бога, он может спастись, потому что спасает его Бог. Вот что мы должны усвоить. Самому человеку спастись невозможно, какое бы положение, самое завидное или самое убогое, он ни занимал и каким бы ни было его нравственное состояние. Как фарисеи, уповавшие на свои добрые дела, погибли, отпав от Господа Иисуса Христа (и таким образом отпав от Бога), так и люди, уповающие на свою нравственность, не могут спастись. Человек спасается покаянием, надеждой на Бога, неверием в свои силы.

15 декабря 1996 года

Схиархимандрит Авраам (Рейдман)